Только что Мариинский театр объявил беспрецедентную для России акцию – электронную подписку на собственную аудиопродукцию. Давно работающий в режиме гигантской корпорации, безостановочно производящей спектакли, концерты, фестивали, гастрольные проекты, новых певцов, Мариинский театр даже в год финансового кризиса удивил многих, создав собственную звукозаписывающую компанию – лейбл “Мариинский”. О том, как работает сегодня крупнейшая театральная корпорация страны, о творческой стратегии Мариинки и строительных перипетиях Мариинки-2, о парадоксах финансирования ведущего театра страны и шел разговор с художественным руководителем и главным дирижером театра Валерием Гергиевым.
С “Носом” не останемся
Российская газета: Главным успехом Мариинки за прошедший год стал рекорд, поставленный дебютными записями нового лейбла “Мариинский”, выдвинутыми на “Грэмми” сразу в пяти номинациях. Такое случилось впервые в истории “Грэмми”. Как вы сами оцениваете этот факт?
Валерий Гергиев: Больше всего меня поразило то, что заинтересовала запись оперы, почти неизвестной в мире, – “Нос” Шостаковича. Если говорить прямо, то хотя мы и гордимся тем, что Стравинский, Прокофьев, Шостакович – наши великие композиторы, но все мы должны еще пахать и пахать, чтобы сделать их музыку достоянием миллионов людей. Конечно, рывок российского лейбла “Мариинский” важен, потому что эти записи доказали свое соответствие мировым стандартам. В последние десятилетия в России совершенно не получалось то, что запросто делали немцы, американцы, англичане в сфере трансляции, записи музыки и продвижения этой продукции на рынке.
РГ: Только что вы объявили о начале электронной подписки на аудиопродукцию “Мариинского”. А будут ли все-таки диски “Мариинского” поступать в открытую продажу?
Гергиев: Мы хотим найти наилучшую форму для распространения записей лейбла “Мариинский” в России. Сейчас наши диски продаются во всем мире – в Европе, в Америке, в Японии. Кстати, только что вышедший диск Рахманинова, записанный с Денисом Мацуевым, признан уже лучшей записью месяца в Канаде. И было бы странно, если бы наши отечественные любители музыки исключительно из газет узнавали о том, что где-то там в Лос-Анджелесе, в Лондоне или в Торонто оценили наши записи. Но дело в том, что сегодня мы производим диски по схеме: запись в Концертном зале Мариинки, обработка (postproduction) – в Лондоне, печать – в Австрии и Германии. Это выходит дешевле. Но мы должны учитывать потребности российского рынка. Электронную подписку решили организовать потому, что такой способ реализации развивается сейчас во всем мире, вытесняя традиционный способ продаж – через магазины. Хотя наши диски на прилавках появятся.
РГ: Вы заведомо шли на риск, создавая новый лейбл в самый разгар экономического кризиса и кризиса звукозаписывающей индустрии во всем мире?
Гергиев: Если бы не друзья театра, я бы не смог осуществить эту идею. Но кризис кончится, зато мы сегодня заложили основы на будущее. И в этом деле мы, можно сказать, стали пионерами вслед за Лондонским симфоническим оркестром, еще лет 7-8 назад рискнувшим пойти самостоятельно вперед, отделив свои интересы от интересов таких глобальных компаний, как Universal или Sony.
Вызов гигантам
РГ: Новый лейбл будет ориентирован на записи русской музыки?
Гергиев: Мы уже записали диски Шостаковича, Чайковского, Рахманинова, Щедрина и будем записывать лучшие произведения русской классики и активно продвигать их в мире. Но в мире знают, что в Мариинке поют не только русскую оперу, но и Вагнера, Рихарда Штрауса. Летом мы сделали запись вагнеровского “Парсифаля”. Я прекрасно отдаю себе отчет, что в мире существуют десятки великолепных записей Вагнера, сделанных величайшими дирижерами ХХ столетия. Но и наш Евгений Мравинский славился в мире исполнением Вагнера и Брукнера.
РГ: Музыканты в мире уже проявили интерес к новому лейблу?
Гергиев: Интерес к возможностям нашего Концертного зала есть у многих, и уже существуют договоренности на 2011-12 годы. Но надо понимать: невозможно, чтобы неожиданно на пустом месте в России появился гигант звукозаписывающей индустрии, соперничающий с Universal. Это так же абсурдно, как если бы кто-то сделал заявление, что наша киноиндустрия перекроет сейчас весь мир и Голливуд отступит на второй план. Но я уверен, что модель мобильного и некоммерческого звукозаписывающего лейбла “Мариинский” через два-три года сможет бросить вызов гигантским западным корпорациям.
Силы подземные
РГ: Что сегодня происходит на объекте Мариинка-2? Город никак не может успокоиться, что выбрали канадский проект нового здания, а СМИ переполнены информацией о судах участников строительства.
Гергиев: О Мариинке-2 пишут бесконечно. Это здорово. Но мне непонятно постоянное стремление прессы превращать все, что происходит, в свару. Канадский проект был принят после того, как мне показали в руководстве Северо-Западной дирекции с десяток других архитектурных проектов. Там было все что попало: ну, просто все кому не лень рисовали Мариинский театр-2! И я решил, пусть будет человек, который хотя бы строил театр. Он мне ни сват, ни брат. Просто он может построить нормальный театр. И, наконец, сколько можно менять людей? Отказались от француза Доминика Перро, сейчас работают канадцы совместно с российскими строителями. Опять отказываться? Чтобы в мире уже прославиться тем, что с нами невозможно работать? До сих пор у нас была другая репутация.
РГ: Последнее судебное заседание по проблеме Мариинки-2 закончилось отклонением требования Росфиннадзора к заказчику строительства Мариинки-2 – Северо-Западной дирекции по строительству, реконструкции и реставрации. Речь шла о сумме в 835 млн рублей, которую строители вложили в грунтоцементную подземную стену – наличие ее оспаривается экспертизами. Мариинский театр действительно намерен обратиться в правоохранительные органы?
Гергиев: Мы не делали никаких заявлений. Это интерпретация СМИ. Мы просто хотим получить надежное здание. В этом моя ответственность перед коллективом и публикой – не дай нам бог повторение таких огромных трагедий, как Саяно-Шушенская ГЭС, недавняя пермская или обрушение крыш в парижском аэропорту и московском “Трансвааль-парке”. Вопрос безопасности зала и будущих спектаклей – основной. Здание Мариинки-2 должно быть надежным бастионом культуры для следующих поколений.
РГ: Но ситуация уже парадоксальная: есть экспертные заключения, что подземной стены не существует.
Гергиев: Ну, что я, музыкант, начну рассуждать – там бетона нет! Я по профессии дирижер, худрук театра, я также руковожу Лондонским оркестром. Мы целый сезон с Лондонским оркестром посвятили Родиону Щедрину, исполняя в каждом концерте его сочинения. Они раньше даже и не знали его музыку. Вот мои дела! Но давать оценки, есть там бетон или нет? Есть люди, которым государство выделяет огромную сумму, чтобы они делали свое дело. И они должны его сделать. Я участвую в обсуждении, каким должен быть театр, но не в стройке, которую государство поручило другим людям.
Быть или не быть?
РГ: И какие требования вы предъявляете строителям с позиции худрука будущей Мариинки-2?
Гергиев: Мне нужен театр с великолепной акустикой. Сейчас как раз наступило решающее время: акустика закладывается. И надо четко понимать, что здесь каждый неверно сделанный шаг имеет необратимые последствия, потому что потом ничего исправить уже не удастся. И здесь не я и не министр культуры отвечают за результат. Это сфера чисто профессиональной компетенции. Сегодня в мире есть много театров, пострадавших из-за того, что в свое время невнимательно отнеслись или пренебрегли важностью работы с профессионалами в этой области. Сиднейская опера – великолепное архитектурное завоевание мирового класса, но там ужасная акустика. И никто не считает этот театр даже средним. В России тоже есть такие залы, причем новые. Когда мы строили свой Концертный зал, я сразу определился с приоритетом – акустика, акустика и еще раз акустика. Мы пригласили японскую фирму Nagata Acoustics с крупнейшим специалистом по звуку Ясухисой Тойота и построили уникальный зал, известный теперь во всем мире.
В Мариинке-2 проблемой акустики занимается немецкая фирма Карла Гейнца Мюллера. Они сделали отличную оперную акустику в Баден-Бадене. И сегодня важно, чтобы все, кто работает над проектом – немцы, канадцы, российская сторона, делали это слаженно и на высочайшем профессиональном уровне. И, дай бог, чтобы люди, отвечающие за стройку Мариинки-2, справились и чтобы, войдя в новое здание, музыканты и публика с ужасом не услышали, что там нет хорошей акустики. Вот это действительно будет одним из самых черных дней для всех, кто ждет новый театр.
РГ: А вы думаете, что Мариинка-2 при нынешних обстоятельствах откроется осенью 2011 года?
Гергиев: Трудно говорить о том, когда строители завершат свою работу. Уже раздаются голоса, что театр, возможно, откроется в 2012-13 годах. Но годовое содержание Северо-Западной дирекции обходится государственному бюджету 93 млн рублей! Там что, сидят такие великие люди? Их всего-то 7-8 человек, а получают они в год больше, чем я, Анна Нетребко, Ольга Бородина, Владимир Галузин, Ульяна Лопаткина вместе взятые! За что эти люди получают почти сто миллионов в год?
Трудная нота
РГ: Прошедший 2009 год, серьезно ударивший финансовым кризисом по всем учреждениям культуры в стране, оказался на удивление благополучным для Мариинки: почти два десятка премьер, фестивали, закупка коллекционных инструментов, открытие звукозаписывающей студии. Чем это объясняется?
Гергиев: Мы уже проходили через тернии конца 80-х – начала 90-х годов. Я взвинтил тогда темп работы, потому что понимал: если селевой поток кризиса унесет нас, то одни щепки останутся от великих традиций и возможностей коллектива. Почти так же приходится поступать и сейчас. Мы сразу осознали, что предстоят трудные годы, финансовый кризис будет безжалостным. Но сегодня у меня появилось чувство вины перед коллективом: иногда я чувствую, что ставлю им непосильно высокую планку – люди не должны столько работать. И дело не в том, что я никак не могу укротить себя! Мне хочется верить, что вот-вот будет легче, что, учитывая наш огромный опыт, все должно получаться легко и качественно. Но практика показывает, что все не так просто.
РГ: Вы восприняли критику во время Пасхального фестиваля за тяжелый режим работы оркестра и слишком сложные программы, предложенные публике?
Гергиев: Меня не приводят в возбуждение ни негативные оценки, ни крайние похвалы. Мы должны и будем выступать в регионах России. На нынешнем Пасхальном снова “попетляем” с оркестром на поезде по российским городам: Ярославль, Воронеж, Краснодар, Кисловодск, Владикавказ, Волгоград… В отношении программ прошлого Пасхального мне кажется, что дело здесь даже не в сложности, а в том, что не удалось собрать адекватный исполнительский состав. Задумывалось, чтобы Рене Папе спел в Большом зале консерватории III акт “Парсифаля” – он делает это грандиозно. Но Рене оказался занят в другом проекте. В этом году на “Белых ночах” он будет петь у нас в “Кольце нибелунга”. Тяжеловатой, возможно, была программа на закрытии Пасхального в Доме музыки, когда мы исполняли уже после концерта на Поклонной горе Одиннадцатую симфонию Шостаковича. Ну, это моя личная любовь к Шостаковичу. Надо было исполнить что-нибудь покороче.
Очарованные странствия
РГ: 2010 год начался для Мариинки с нового проекта: открылся именной абонемент Родиона Щедрина. Это единственный случай в российской практике, чтобы современному композитору собрали целый абонемент из его музыки.
Гергиев: Мы постоянно исполняем музыку Щедрина. Уже записали на нашем лейбле диск, в который вошли Пятый концерт для фортепиано с оркестром с Денисом Мацуевым, опера “Очарованный странник”. В абонементе представим “Мертвые души”, балет “Конек-горбунок” и готовящуюся премьеру “Анны Карениной” с Дианой Вишневой в постановке Алексея Ратманского. В новогодние дни мы сделали еще одну крупную работу: записали “Очарованного странника” вместе с французским телевидением в формате фильма.
РГ: Запись приурочена к Году России во Франции?
Гергиев: Да, она будет показываться по французскому телевидению. При этом проект не получил никакого дополнительного финансирования. Мне самому пришлось искать на него деньги. Все-таки странно устроены наши бюджеты: деньги предусмотрены на все что угодно – на краски, на гвозди, а на пропаганду русского балетного и оперного творчества – нет! Я сейчас веду переговоры с японцами, с американцами, чтобы показать там сочинения Щедрина. Считаю, что для международного показа важнее сегодня опера или балет Щедрина, чем очередная “Богема”, “Трубадур” или “Пиковая”. Не скрою, “пробить” Японию, чтобы показать там “Конька-горбунка” Щедрина удалось не без труда. Японцы сразу хватаются за сердце, как только произносишь “Щедрин”. Они хотят бесконечно смотреть “Лебединое озеро”, “Спящую красавицу”, “Щелкунчик”. Но я уже и в Метрополитен сказал, что сейчас не хочу показывать наш традиционный репертуар, включая Чайковского. Мы это все уже показывали и в Европе, и в Мет-опер 30 или 40.
Во французской стороне
РГ: 25 января вы будете открывать с оркестром Мариинского театра Год России во Франции. Исполните огромную программу в парижском зале Плейель (Pleyel) – все симфонии Чайковского. В полном наборе их записывали многие дирижеры мира, но, кажется, никто еще не исполнял циклом на сцене?
Гергиев: У меня тоже еще не было такого опыта. Я исполнял циклом все симфонии Прокофьева, Шостаковича, Малера. Но симфонии Чайковского и не воспринимаются как единый цикл. Они делятся на три малые симфонии и три симфонии, которые всем известны, через которые и воспринимают симфоническое творчество Чайковского. Мы решили играть их “парами”: в первый вечер – 1-ю и 4-ю симфонии, потом – 2-ю и 5-ю, а 29 января – 3-ю и 6-ю. Думаю, это будет интересно, тем более в Плейеле великолепная акустика.
Кризис Дон Кихота
РГ: Наступивший 2010 год скорее всего будет еще более сложным для российской культуры. По разным данным, финансирование в этой сфере снизится на 20-25 процентов. Это серьезно повлияет на ваши планы?
Гергиев: Ни для кого не секрет, что после многих лет экономического подъема в стране сегодня на фоне ухудшения ситуации идет и ухудшение финансирования учреждений культуры. Накануне Нового года мы провели заседание Попечительского совета Мариинки: ясно, что нам придется что-то пересматривать в планах. В новом году уже пришлось отказаться от очень важной для нас постановки “Дон Кихота” Массне. Эту оперу французский композитор написал специально для Федора Шаляпина. Мы пригласили петь в Мариинский театр Феруччио Фурланетто. Ставить спектакль должен был крупный итальянский режиссер Пьетро Форджоне. Труппе очень полезно работать с яркими, талантливыми людьми. Но премьера “Дон Кихота” состоится теперь только в концертном исполнении на нашем фестивале “Масленица”. У меня, кстати, не вызывает непонимания сложное положение, в котором находятся сейчас все культурные учреждения в стране. Я готов работать при любых условиях. Но меня, прямо скажем, напрягает ситуация, при которой Мариинскому театру урезали бюджет на 2010 год с 1 млрд 582 млн рублей до 1 млрд 305 млн рублей, а Большому театру, наоборот, подняли – до 2 млрд 51 млн рублей. Много лет я добивался выравнивания бюджетов двух крупнейших театров страны – Большого и Мариинского, доказывал огромным трудом своим и труппы, успехами Мариинского в мире необходимость такого решения. Но теперь я совершенно не могу понять, как все-таки государство воспринимает наш труд, те 690 (!) спектаклей и концертов, которые Мариинский театр сыграл в прошлом году в Петербурге, в российских регионах и странах мира? Мы постоянно играем русскую музыку – Чайковского, Прокофьева, Стравинского, Шостаковича, современных композиторов – не только Щедрина, но и Сергея Слонимского, Бориса Тищенко, поставили на сцене Мариинского театра оперы молодых российских композиторов. Я считаю это своим моральным долгом по отношению к российским музыкантам. Но получается, это никого не волнует, кроме нас.
Сто-двести лет спустя
РГ: Сегодня много говорят о новациях, новых технологиях, новой культурной политике в России. Но при этом так и не строятся новые залы, продолжает разрушаться система музыкального образования, культура оценивается как убыточная по своей сути.
Гергиев: Наше общественное мнение все еще не созрело. Не созрели политики. Губернаторы не понимают, что, построив хороший зал, они оставят о себе память на сто-двести лет – так долго живут хорошие залы, как, впрочем, и плохие, в которых никто не хочет выступать. Больше всего меня удивляет то, что построили мы, например, в Петербурге новый зал, признанный одним из лучших в мире. Так вместо того чтобы подумать, как использовать появившиеся новые возможности, вдруг начинают комментировать: а зачем этот новый зал, а зачем Мариинке вторая сцена? Вот в этом наше отличие от великих Петра и Екатерины, продвигавших страну по пути науки, искусства, просвещения. А ведь еще совсем недавно, в Советском Союзе, у нас была самая могучая в мире армия музыкантов. В одной только Москве было не пересчитать молодых победителей крупнейших конкурсов в мире – не десятки, сотни! В залах Москвы каждый вечер происходили события высочайшего музыкального уровня. Мне кажется, что сегодня все слишком много говорят, а надо бы, чтобы каждый из нас – будь то студент, ученик школы или профессионал – попробовал бы осуществить пусть небольшой, но важный для себя проект, потому что только за счет реализации идеи можно что-то изменить вокруг себя. И еще мне хотелось бы пожелать успеха всем, особенно в регионах России, кто продолжает служить профессии музыканта, на ком держатся собранные по крупицам наши отечественные музыкальные традиции. Пожелать стойкости и удачи тем, кто работает в театрах, учит в музыкальных школах, училищах, вузах. Им особенно нужна поддержка в трудные кризисные годы – и человеческая, и государственная. Таланту надо всегда помогать. А талант щедр, он воздаст.
Из досье “РГ”
В прошлом сезоне, несмотря на финансовый кризис, Мариинский театр поставил своеобразный рекорд: подготовил 18 (!) премьер опер и балетов, провел 6 фестивалей: “Масленица”, “Мариинский”, “Брасс-вечера в Мариинском”, “Звезды белых ночей”, “К 200-летию Гоголя”, “Новые горизонты”. Гастролировал в городах России, Америки, Великобритании, Японии, Испании, Германии, Тайбэя, Италии, Израиля и др. Последние премьеры Мариинского театра выдвинуты в 13 номинациях на Национальную театральную премию “Золотая маска”. Но главным проектом Мариинки стало создание собственной звукозаписывающей студии, чья дебютная продукция попала в шорт “Грэмми”. Решение жюри станет известно уже 31 января.
Ирина Муравьева, “Российская газета”
Оригинал материала можно найти здесь
Оказывается под Шаляпина многие композиторы писали, никогда бы не подумал, что под исполнителя могут расчитывать целую оперу. Снимаю шляпу перед Шаляпиным.
Да. Более того, бывало что под композиторов строили целые оперные театры (в Байрете для Вагнера, например)