Обучающая аспирантура: pro и contra

Интервью с профессором и деканом факультета политических наук и социологии ЕУСПб Владимиром Гельманом и профессором, проректором по науке РГГУ Дмитрием Баком

Один из предметов нынешних дискуссий – реформа аспирантуры. Мы публикуем два мнения на эту тему известных российских ученых и организаторов науки и образования, представляющих ведущие научно-образовательные центры России: Европейский университет в Санкт-Петербурге и Российский государственный гуманитарный  университет. Им было предложено оценить полезность следующих мер: увеличение аспирантской стипендии; увеличение срока обучения в аспирантурах до 4-5 лет; привлечение и стимулирование отечественных ученых, работающих за границей, к работе с российскими аспирантами; привлечение западных ученых к работе с нашими аспирантами; увеличение числа грантов РФФИ и РГНФ для аспирантов; широкое распространение информации о грантах среди аспирантов; отмена обязательного призыва в армию. Беседовала Наталия Демина.

Нужно менять парадигму российской аспирантуры

Владимир Гельман, профессор, кандидат политических наук, декан факультета политических наук и социологии, профессор ЕУСПб:

Какие из предложенных выше мер вам кажутся необходимыми для повышения качества российских аспирантур?

Если говорить в самом общем виде, то все изменения, про которые вы спрашиваете, конечно, могут быть полезны, но имели бы смысл при изменении самой философии обучения в аспирантуре. Дело в том, что та система аспирантуры, которая у нас сложилась, предполагает, что человеку просто дается какое-то время для научной работы по написанию и защите диссертации. Такая форма уже не отвечает сегодняшним требованиям науки. Существующий механизм: есть подмастерье, который делает работу под началом мастера, а потом его принимают в цех, на основании этой работы – это даже не прошлый, а позапрошлый век. Нужно переходить к современным формам, тому, что называется обучающая аспирантура или graduate school, если использовать термин, который сложился в США. Европа сейчас тоже ввела эту форму обучения аспирантов.

Как строится обучение на аспирантских программах в США?

Это набор специальных продвинутых учебных курсов и семинаров, причем включающий в себя не только чисто обучающий, но и научный компонент. На аспирантских семинарах в американских университетах аспиранты обсуждают между собой свои научные работы с участием профессоров. Это специальные продвинутые тренинги по обучению методам исследования, участие в исследовательских проектах, в научной работе. Многие аспиранты в американских университетах вовлечены и в преподавательский процесс, то, что называется teaching assistance, ведут семинары со слушателями бакалавриата. Правда, обучение в такой аспирантуре более длительное, чем в России. В американских университетах диссертацию меньше, чем за 4 года, никто не пишет, потому что аспиранты должны учиться, должны сдать определенные экзамены по специальности (эквивалент кандидатского минимума, только он относится к существу научной работы). Last but not least – американские аспиранты, как правило, получают стипендии, достаточные для того, чтобы работать над своими диссертациями (часто эти стипендии предполагают также и научную и преподавательскую деятельность), а не работать где-то за пределами университета, занимаясь диссертацией в свободное время, что, как правило, имеет место в России.

Кроме того, это уже не американский, а европейский опыт, обучающая аспирантура должна включать стажировки в других странах. Это считается чрезвычайно необходимой мерой. Сейчас всевозможные образовательные европейские программы включают в себя и межуниверситетский обмен, и специальные стипендии для аспирантской мобильности, и участие в международных конференциях европейского уровня, нам этот опыт стоит брать на вооружение. Такая модель аспирантуры, на мой взгляд, более адекватная и более соответствующая современным требованиям. Она включает в себя и продвинутое обучение, и профессиональную мобильность, и коммуникации.

Та схема обучения, которая используется в Европейском университете в Санкт-Петербурге, скопирована с этой американской модели, хотя аспирантские стипендии у нас, увы, существенно ниже, чем в США. Но мы пытаемся следовать схеме graduate school, и как мне кажется, она более успешна. И уже на эту изменившуюся философию обучения в аспирантуре наслаиваются и гранты, и стажировки, и вовлеченность в исследовательские проекты.

Более качественное обучение требует большей концентрации сил?

Естественно, количество таких продвинутых аспирантур не очень велико. Скажем, в политической науке – почти 2/3 профессоров политологии в университетах США являются выпускниками восьми ведущих аспирантур. Зато в этих университетах собраны лучшие научные силы, там работают те профессора, которые специализируются на обучении аспирантов на продвинутых специализациях. Правда, надо иметь в виду важную особенность организации науки и образования в США – там не берут в аспирантуры выпускников своих вузов, т.е. если человек учился на программе бакалавриата в каком-то университете, то он может поступить в аспирантуру только другого университета. Это правильно с той точки зрения, что аспирант учится разным знаниям и навыков у разных профессоров в разных местах, а не как у нас – всю жизнь с первого курса и до пенсии человек работает в одном и том же вузе.

С чего же, на ваш взгляд, стоит начать?

Проблема состоит в том, что у профессоров в сегодняшнем российском университете нет стимулов к тому, чтобы их аспиранты были сильнее их самих. Механизмы работают на воспроизводство существующего положения дел, причем с убывающим качеством, а не на улучшение. В США эта система работает благодаря тому, что, во-первых, есть золотое правило не учить своих выпускников в аспирантурах, а, во-вторых, там есть другое правило: запрет на «кровосмешение» – университеты не могут брать на работу выпускников своих аспирантур. У нас же ситуация ровно обратная. Это связано, естественно, и с особенностями рынка труда, и трудностями в приобретении жилья и пр.

Даже в рамках крупных продвинутых университетов создать такие аспирантуры – крайне тяжело, но понятно, что к этому надо стремиться, потому что иначе система подготовки аспирантов будет работать на простое воспроизводство, продолжение провинциализации науки. Сейчас любят говорить о том, что в России есть великие научные школы, которые надо поддерживать, но надо сказать честно: поддержка научных школ – это сохранение status quo во без какого-либо улучшения. Поэтому здесь нужны серьезные усилия для того, чтобы поменять саму парадигму аспирантуры, нужно переходить к обучающим аспирантурам. Другое дело, что здесь есть фундаментальная проблема. Если инвестировать не только деньги, но и интеллектуальные усилия в подготовку новых поколений аспирантов, то надо создавать и условия, при которых они могли бы достаточно быстро менять профессоров.

Ну и, конечно же, надо отказываться от принятой у нас в стране политики защит диссертаций, которая ничему, кроме злоупотреблений не способствует и никакого отношения к содержанию диссертации не имеет. Эта тема имеет прямое отношение к аспирантуре, потому что если целью обучения в аспирантуре является правильная подготовка бумаг для диссертационного совета и для ВАК, то это очень грустно. По моему опыту, на всю эту галиматью у аспирантов уходит времени и сил, сопоставимые с усилиями, которые они тратят на написание диссертации. Это, конечно, совершенная неадекватность.

Вы предлагаете использовать американский опыт?

Что такое защита диссертации в университете США? Это семинар с участием научного руководителя и нескольких членов диссертационного совета, из которых, как правило, один-два – это профессора той же кафедры, а один обязательно из другого университета. Я сам был внешним членом такого комитета в двух университетах. Естественно, что при обсуждении и написании отзывов основное внимание уделяется сути научной работы, а, не подготовке кучи бумаг для ВАК, отчего, безусловно, страдает качество диссертаций.

Понятно, что есть разница в научных дисциплинах. Всё то, что я сказал, конечно, больше относится к социальным и гуманитарным наукам. У естественников все гораздо сложнее, они привязаны к лабораториям, оборудованию в гораздо большей мере, чем гуманитарии, но я думаю, что общая логика она везде более-менее одна и та же. По-хорошему, в нашей стране надо иметь небольшое количество обучающих аспирантур по социальным и гуманитарным наукам, вместо того, чтобы при каждой кафедре провинциального вуза числились аспиранты, которые будут работать исключительно на воспроизводство того, что на этой кафедре уже есть.

Где, на ваш взгляд, стоило бы создавать такие graduate schools? При крупных университетах или академических институтах?

Прежде всего, конечно, при тех продвинутых учебных заведениях, которые уже имеют признанные на международном уровне достижения в соответствующих дисциплинах. Европейский университет в Санкт-Петербурге, РЭШ, Высшая школа экономики, некоторые другие сильные университеты, которые могут создать эффект синергии.

Что такое хорошая аспирантура по той или иной дисциплине социальной науки? Это, условно говоря, десять профессоров и при них 40-50 продвинутых аспирантов. Это не создание большого федерального университета, на который нужно большие деньги, но при этом аспирантам нужны достойные стипендии, позволяющие им заниматься своими диссертациями, а не искать временные заработки, и ресурсы для обучения – библиотеки, архивы и т.д. Нужны также не очень большие деньги на поездки и полевые исследования, для антропологов это просто необходимая вещь. Такие аспирантуры не требуют больших финансовых вложений, но требуют, во-первых, важных организационных усилий, а, во-вторых, чтобы ресурсы пошли в правильные руки: можно, конечно, создать социологическую graduate school на базе социологического факультета МГУ, но эффект будет отрицательный: там появится специализация «православная социология», не имеющая к науке никакого отношения…

Означают ли ваши слова, что вы выступаете за резкое сокращение числа аспирантов?

На самом деле нам нужно сокращать число не аспирантов, а аспирантур. Надо понимать, что если аспирант специализируется, условно говоря, на кафедре социологии в университете в Абакане, то там человек ничему не научится. В лучшем случае, это будет второе издание абаканского профессора, а в худшем – более низкое качество, чем тот же абаканский профессор. Если мы посмотрим на американские университеты, то что мы увидим? Степень PhD дают многие университеты: университет штата Юта (это такой аналог Абакана) присуждает степень PhD. Но большинство тех, кто хочет учиться в аспирантуре, обычно едет не в Юту, а в Беркли, Йель, Стэнфорд, в те лучшие университеты, где есть сильные аспирантские программы. А потом человек, которые уехал в Беркли из Юты, может вернуться туда преподавать. Понятно, что у нас в стране масса проблем с мобильностью, но, тем не менее, эта такая система, к которой надо стремиться. А если человек будет всю жизнь учиться и работать в Абакане, то он так и будет всю жизнь воспроизводить местную абаканскую науку, ничего более.

Проблема в том, что в маленьком городе N будут бояться отпускать своих выпускников в сильную аспирантуру, потому что есть большая вероятность, что они в этот N не вернутся. Кто же тогда там будет преподавать?

Есть так называемые целевые аспирантуры, существовавшие в советский период. Это значит, что хакасский университет, обладая деньгами для того, чтобы отправить специалиста на учебу, скажем, в Новосибирск или Петербург, оплачивает ему учебу и резервирует под него преподавательскую ставку в Абакане. Мне кажется, что это подход как раз очень полезен для провинциальных университетов. Если Вы знаете, что у вас через 5 лет будет вакансия, и вам нужен новый преподаватель, то Вы про это, соответственно, будете думать. Но такой подход потребует соответственных организационных усилий и реформы самих университетов.

Проблема в том, что сегодня ни один заведующий кафедрой в Абакане, в здравом уме и твердой памяти, не заинтересован в том, чтобы на его место приходил выпускник какой-то внешней аспирантуры. Это проблемы уже академической самоорганизации. В наших вузах и институтах есть тенденция к застойному самовоспроизводству, которая, конечно, губительна для академического сообщества в любой дисциплине, в особенности, в гуманитарных науках, потому что здесь меньше привязки человека к технике, к лаборатории. Казалось бы, было бы легче организовать такую аспирантуру в этих дисциплинах, но нет.

Мне кажется, что человек, который получит степень кандидата наук в РЭШ, сам не захочет вернуться в Абакан…

Это вопрос условий. Понятно, что если, скажем, человек из Абакана имеет шанс получать там достойную зарплату и какие-то условия в плане жилья и чего-то еще, то я не исключаю, что такие возможности будут. Но по нашему опыту, с чем мы в Европейском университете сталкиваемся, могу сказать, что местные коллеги встречают своих бывших студентов без энтузиазма.

Мы обучаем ребят из разных регионов страны. Попытки вернуться в свои регионы у наших выпускников были. Но, как правило, оказывалось, что даже если люди устраиваются на работу на соответствующие кафедры, то они порой попадают в ту среду, из которой они сами вышли, но за то время, пока они учились, писали диссертации, 3-4 года, еще куда-то съездили в США или Европу, они эту среду переросли. И на их родных кафедрах к ним подчас относятся очень настороженно, и соответственно они порой не без основания критически смотрят на родные кафедры, откуда они уехали в Санкт-Петербург.

У нас был проект, который финансировался корпорацией Карнеги: отправлять в тот или иной регион преподавать наших бывших аспирантов, но не по одному человеку, а десантами. Группы по 3-4 человека ездили в несколько регионов, и только в одном случае десант оказался удачным, в том смысле, что четыре года его работы способствовали изменениям научной среды на отдельно взятом факультете. Не слишком укорененный в собственных традициях Петрозаводский университет, открытый и ориентированный на международное сотрудничество.

Там у преподавателей нет комплекса «первых парней на деревне», они заинтересованы в переменах, и нашим выпускникам кое-что удалось улучшить, сейчас в аспирантуре у нас учатся те, кого научили наши выпускники. К сожалению, таких примеров немного: слишком сильны тенденции к воспроизводству статус-кво. Поэтому необходимо поощрять и академическую мобильность, и делать так, чтобы люди учились новому в ходе обучения в аспирантуре. А там, где они раньше учились по 4-5-6 лет, они новому уже всё равно не научатся: будут просто продолжать делать то, что делали раньше.

Как вы считаете, что делать с ВАКом в плане тех же обучающих аспирантур и изменения парадигмы обучения в аспирантуре?

По моим представлениям, ВАК – это такое бессмысленное бюрократическое учреждение. Я полагаю, что нужно стремиться к тому, чтобы избавиться от ВАК и его функции передать самим университетам. Аналогов ВАКа нет ни в США, ни в Великобритании, ни в Германии. Мне кажется, что нет никакой необходимости в том, чтобы специальный государственный орган на всю страну осуществлял контроль за выдачей дипломов, проверку правильности присуждения ученых степеней и т.д. Пусть университеты сами с этим разбираются и отвечают своей репутацией и деньгами. Хочет МГУ за деньги присуждать ученые степени по православной социологии всем, кто заплатит – пусть он это делает, а, скажем, Вышка будет реально учить аспирантов и присуждать им степени по экономической социологии. Рынок научного труда социологов, в конце концов, сам разберется, кто обладает более высокой квалификацией, чья аспирантура лучше и чьи ученые степени круче.

Мне кажется, что научная аттестация и государственный контроль в науке и образовании в целом очень напоминают тенденции, описанные американским социологом Джеймсом Скоттом в книге «Seeing Like a State». Многим кажется, что государство способно всё упорядочить, установить какие-то разумные правила во всех сферах жизни, однако очень часто получается, что эти правила делают только хуже. Излишнее упорядочивание жизни чиновниками – тем более в науке и образовании – приводит к тому, что все делается по формальным ритуалам, а суть дела переходит на неформальный, часто теневой, уровень.

Нельзя изменить систему аспирантуры отдельно от других параметров высшего образования

Дмитрий Бак, профессор, кандидат филологических наук, проректор РГГУ по научной работе:

Какие из предложенных выше мер вам кажутся необходимыми для повышения качества работы российской аспирантуры?

В отечественной системе образования и за рубежом понятие «аспирантура» понимается очень по-разному. Наибольшие различия – с американскими университетами, поскольку все образование в Америке построено иначе. В первые годы обучения поточные лекции, вопреки нашей практике, читают ассистенты, а «семинарские» занятия ведут лучшие профессора. И на стадии «post-graduate» продолжается не только научное, но также и образовательное общение аспиранта и профессора. Аспирант не только работает над темой, но из первых рук перенимает методологические навыки, осваивает новые подходы и направления исследований.

У нас же традиционно аспирантура – это в первую очередь написание текста диссертации, а не приобретение новых знаний, не занятия методологией. Конечно, есть экзамены «кандидатского минимума», но руководитель в подготовке к ним участия, как правило, не принимает, это еще один квалификационный тест, не более.

Вот почему любые попытки изменить контуры нашей аспирантуры, как и любого социального института, опирающегося на многолетнюю практику, следует предпринимать очень осторожно. Главная дилемма – оставить ли аспирантуру в ее традиционном облике, когда главная цель – диссертация, или превратить ее в образовательную программу с курсами, зачетами, какими-то дополнительными испытаниями, текстами, которые надо написать помимо диссертации. Сближение обучения в аспирантуре с обучением как таковым, в конечном счете, идет в ущерб написанию научного текста, по моему мнению, это нежелательно.

Почему?

Сегодня у аспиранта остается гораздо меньше времени на подготовку диссертации, чем это было лет двадцать назад. Нынешний аспирант, как правило, работает и очень часто – не по своей научной специальности. У него нет возможности жить на стипендию. И вторая причина: очень много времени занимает подготовка к трем кандидатским экзаменам. Да и сама процедура представления диссертации и защиты достаточно сложная – нужно оформить большое количество документов, справок, дважды диссертацию обсудить, вовремя разослать автореферат, разместить его на сайте и т.д.

Из трех лет в аспирантуре, первый год уходит на экзамены, а последние полгода на предварительные обсуждения диссертации, если аспирант, конечно, намерен, как полагается защититься в срок. Значит, на собственно научную работу остается года полтора, и в течение этого времени надо сосредоточенно работать над текстом, постигать что-либо еще просто невозможно.

У нас в РГГУ недостаток общетеоретической подготовки мы пытаемся восполнить с помощью чтения для всех аспирантов-гуманитариев единого методологического коллективного курса, который читают наиболее авторитетные специалисты в каждой из наук. Причем каждый из них читает свою лекцию, адресуясь аспирантам-«смежникам». Задача лектора-языковеда в этом курсе рассказать, чем лингвистические подходы могут быть полезны антропологу или психологу, так же поступают и другие соавторы – историки, философы, религиоведы…

Сейчас часто говорят о том, что в России слишком много аспирантов по социогуманитарным специальностям, немалое их количество – люди, не работающие в науке и в аспирантуру пришедшие не для того, чтобы впоследствии заниматься научной работой. Порой звучат мнения, прежде всего, от коллег по точным наукам, что имеет смысл сократить число аспирантов по социальным и гуманитарным дисциплинам. Что бы вы на это сказали?

И снова я выскажусь против торопливых решений, поскольку здесь тоже налицо смешение понятий: под степенью PhD понимается вовсе не то, что у нас – под кандидатской степенью. Степень «кандидата наук» была введена в вузовскую практику в советское время, в конце 1920-х годов. С тех пор предполагается, что обладатель кандидатской степени – это, прежде всего, вузовский преподаватель или академический исследователь (либо то и другое вместе).

Степень PhD недаром расшифровывается как «доктор философии», хотя к философии как таковой чаще всего никакого отношения не имеет. У этой степени более широкое значение, более универсальная сфера применения, она может служить свидетельством компетентности не только в науке, но и в способности, умении создавать самостоятельные проекты, руководить людьми и т.д.

В советское время для подготовки «начальников» существовала своя разветвленная система учебных заведений. Если отмыслить от программ обучения в комсомольских и партийных школах их крайнюю заидеологизированность, то станет понятно – в них готовили руководителей среднего и высшего звена, прошу прощения за современное слово – менеджеров.

Но все это в прошлом – что же делать сейчас? Ну, разумеется, не возрождать партийные школы, боже упаси! Нужно беспристрастно проанализировать ситуацию. Если люди то и дело протаптывают кривую тропинку через зеленый газон, значит, им тут удобно ходить и лучше не запрещать, а проложить на газоне аккуратную дорожку. Если руководители разных рангов в массе своей отправились в поход за ученой степенью, не являясь учеными, значит, налицо недостаток самого понимания природы этой самой степени! Привычный объем содержания и юридическая область применения кандидатской степени может быть пересмотрены.

И многочисленные бизнес-школы, а также модные ныне степени MBA проблемы не решают. Речь ведь не о тысячах юных дарований без всякого «производственного опыта» получающих из воздуха бизнес-степень, а о тех, кто опыт руководящей работы уже успел получить. В качестве диссертаций они могли бы защищать не традиционные работы, претендующие на академизм и потому в исполнении этих людей-практиков бессмысленные, но проекты, непосредственно связанные с работой руководителей, их реальными достижениями. Тогда-то мы избежим обмана, маскировки менеджерских проектов в конкретных прикладных областях под «гуманитарные» диссертации со всем их академическим антуражем – «базой источников», «историей вопроса», «методологией» и т.д.

Хорошо, допустим, эта стратегия принята, с чего можно было бы начать?

Набор практических шагов очевиден, причем он неоднократно декларировался на уровне разных властных эшелонов. Начать можно было бы с участия работодателей в комиссиях по присуждению магистерской степени и по определению тематики дипломных работ диссертаций – магистерских и кандидатских. Магистерские диссертации, подобно кандидатским, тоже могут быть дифференцированы: научно-исследовательские и прикладные. Сама тематика диссертаций может стать более современной, более дифференцированной, отвечающей интересам работодателей.

Возьмем типичный случай. Человек получил степень бакалавра филологии, работает на радио. А магистерскую работу пишет (поскольку он филолог) о французской драматургии XVII века. Мы видим здесь два противоречия, жестче говоря, двойной обман. Профессиональная работа мешает молодому человеку написать глубокую и фундаментальную академическую работу по выбранной теме. Научный руководитель ему говорит: не имеет никакого значения, что ты где-то работаешь, время тратишь – будь добр, иди в архив, пиши диссертационное исследование по всем канонам. И наоборот – написание добротной диссертации в аспирантуре мешает профессионалу полностью отдаться работе, с XVII веком, мягко говоря, связанной слабо. А что работодатель говорит? Да примерно то же самое, брюзжит: меня не касается, что ты неизвестно зачем получаешь магистерскую степень, сидение в архивах мешает тебе качественно исполнять свои обязанности!

Если допустить, что этот человек мог бы в качестве диссертации (кандидатской в том числе) защитить какой-нибудь прикладной проект, связанный с радио, оставаясь филологом, то тогда мы бы получили смычку-связку рынка труда и номенклатуры специальностей и направлений! Сейчас одно от другого совершенно отделено, поэтому есть масса людей, которые учатся в аспирантуре и занимаются темами, никак не связанными с их работой. Я уже не говорю про армию – это отдельная проблема. Молодые люди учатся в аспирантуре для того, чтобы просто получить корочки-погоны, заранее понимая, что их тема никогда не будет востребована и занимаются ею только для всем понятной галочки.

Хотелось бы узнать ваше мнение о взаимосвязи аспирантуры и обязательного призыва в армию. В СМИ появилась информация, что дипломников (в т.ч. из РГГУ) ловят военкоматы, пытаясь всех забрить в армию.

Служба в рядах ВС, процедура призыва должна быть очень хорошо продумана и учитывать интересы всех заинтересованных сторон: не только государства, но и человека, и вуза тоже – это несомненно! Если некоторые должностные лица «вынуждены» прибегать к облавам, пытаясь застигнуть молодых людей врасплох, уличая их в псевдонарушениях, которые вызваны вовсе не злой волей студентов, но «дырами» и противоречиями в правовой базе, если все это делается тайком, без согласования с администрацией вуза – значит, что-то в армейском ведомстве неблагополучно. Какой солдат получится из человека, который служить не хочет и не может? Путь только один – контрактная армия. Впрочем, на этом пути есть продвижения – сохранены отсрочки, уменьшен срок службы, в армии идет сокращение личного состава.

Порой говорят, что стоит передать функцию присуждения степеней университетам. Что вы об этом думаете? Что делать с ВАКом, надо ли его реформировать или пока он необходим в нынешнем виде?

И здесь нельзя решать проблему кандидатских и докторских дипломов изолированно, без постановки вопроса о дипломах государственного образца о высшем образовании. Это что же получится: выпускникам вуз будет не вправе вручить свой (а не государственный) диплом, а защитившим диссертации – сможет? Следующий вопрос – а к тому, чтобы вузы вручали свои дипломы выпускникам, мы готовы? Конечно же, нет, не так ли? Значит, и о передаче функций ВАКа вузам не может быть и речи, во всяком случае, в ближайшее время.

Почему же в зарубежных университетах это возможно?

Диплом Гарварда – это не диплом государства США. И никакого риска профанации. Если вообразить, что тот же Гарвардский университет лет двадцать будет выпускать специалистов, которые не найдут себя на рынке, имиджа ненадолго хватит и поток абитуриентов иссякнет. У нас картина совсем иная, десятилетия существуют вузы, научный потенциал которых ничтожен, но абитуриенты их жалуют, там же «легче» (либо вовсе не надо) учиться. Потому-то и взят сейчас курс на повышение требований к вузам, на их дифференциацию – впрочем, это совсем другая история…

Но может быть стоит дать право выдавать дипломы об ученых степенях хотя бы лучшим из лучших российских вузов?

Не думаю, нет. Если хороший университет X будет сам присуждать ученые степени, минуя процедуру ВАК, то к чему это приведет? К огромному соискателей, которые не захотят «мучиться» с ВАКом. А это неминуемо обернется злоупотреблениями. Если мы кому-то даем привилегированные права, то возникает шанс для коррупции. Я уверен, что нужны очень глубокие и системные меры, а торопливые шаги могут нанести только вред.

Меня удивило, что, говоря о США, вы высказали мнение, что graduate schools – это не для России. Владимир Гельман из ЕУСПб, напротив, считает, что надо перейти к малому числу обучающих аспирантур. Вы говорите, что эта система нам не подходит, что у аспирантов нет времени…

Уточню свою мысль. Выбор между отечественной и американской системой аспирантуры это всё равно, что выбор между буддизмом и конфуцианством. Что лучше? Простого ответа на этот вопрос не может быть, это просто разные традиции. Я хорошо знаю, как устроена американская система образования, мои ближайшие родственники учились и учатся в тамошних университетах. Там всё иначе строится, в основе американской системы – прагматическая философия Джона Дьюи, а у нас университетские реформы Вильгельма Гумбольдта и Сергея Уварова, позвольте не уходить в исторические дебри…

Скажем, образование филолога у нас состоит из: восьми семестров курса русской литературы, стольких же – литературы зарубежной, из пяти семестров истории литературной критики и т.д. В соответствии с немецкой традицией сначала изучается огромный массив источников, пусть даже вопреки многим конкретным интересам отдельного студента. А потом уже, на базе этих знаний, человек идет в аспирантуру и пишет диссертационный текст.

С этой системой обучения в бакалавриате и магистратуре монтируется не graduate school, а действующий формат российской аспирантуры. За океаном (и вообще – в «атлантической» образовательной традиции) все по-другому. Да, это образование в большей степени ориентировано на личностный выбор, на прагматическую заинтересованность студента. Но это не значит, что российское гуманитарное образование интересами человека вовсе пренебрегает! Здесь просто разное соотношение graduate и post-graduate!

Образование филолога «там» вполне может состоять из «частных» курсов типа «Психоанализ Фрейда», «Понятие алетейя у Хайдеггера», «Ранний Андрей Белый» или «Поздний Достоевского». При этом «общих» курсов нет совсем – у человека за все годы обучения могут просто не спросить, в каком столетии жил этот самый Достоевский. Дескать, если понадобится – быстренько в сеть загляну. На эту грибницу, конечно, очень хорошо ложится американская post graduate, но у нас же все по-другому. Надо видеть всю систему образования в целом. И нельзя торопливо и бездумно перенимать один этаж этой системы, не задумываясь о перестройке всего здания.

И снова хотел бы подчеркнуть – все сказанное не означает, что одна система лучше, а другая хуже. Ясно ведь, что разные системы образования дают разные социальные результаты, поскольку опираются на разные культурные традиции. Да, часто получается так, что самые выдающиеся профессионалы вне России легче достигают успеха, их учат вне всякого «образовательного стандарта», не пичкают всей полнотой информации из общих курсов и т.д. Но так же очевидно, что общий, массовый образовательный уровень в российских университетах часто оказывается выше, причем как раз по причине наличия этих самых общих базовых курсов! Это как «работа актера над собой» в системе Станиславского.

Я с уважением отношусь к коллегам из Европейского университета в Петербурге и к этому вузу в целом. Но, тем не менее, уверен: что готовых решений наших застарелых проблем не существует, нельзя просто подсмотреть где-то на стороне то, что окажется панацеей от всех недугов.

Интересно, что вы с В. Гельманом исходите из одного опыта, но делаете противоположные выводы. Вы считаете, что обучающие аспирантуры будут для российского образования избыточны?

Повторюсь: надо видеть вся систему в целом. Может быть, избыточными обучающие аспирантуры и не окажутся, но для этого надо менять концепцию бакалавриата (впрочем, надо ли?). У нас ведь по университетским коридорам и по кадровым агентствам бродят, условно говоря, бакалавры теплофизики и бакалавры мировой экономики. А «у них» только две бакалаврские степени, «би-эй» да «би-эс» (т.е. бакалавр искусств и бакалавр наук). У нас все уровни образования с самых первых дней обучения в вузе воспроизводят исконно немецкие незыблемые перегородки между Naturwissenschaften и Geisteswissenschaften – «науками о природе» и «науками о духе». Как можно надеяться изменить природу аспирантуры, не меняя номенклатуры направлений и специальностей? У нас ведь до сих пор вся полемика сводится к вопросу о том, а возможно ли за четыре года обучить юриста (инженера, медика и т.д.).

Пусть даже идея аспирантуры по образцу post-graduate school хороша, но у меня сразу возникает вопрос, а как это реализовать на деле, а не на уровне деклараций? Кто будет решать, какому вузу иметь post-graduate, а кому нет? На основании каких объективных показателей? Кто их будет разрабатывать? На какие, простите средства? Какими путями он победит в тендере (см. «Федеральный закон № 94» – понимающий поймет)?

У нас ведь стержень образовательной составляют системы государственные вузы – это реальность. Ну вот, представим какой-нибудь условный субъект федерации, какой-нибудь, скажем Лесоградский или Степносельский университет, которому не достался счастливый билет на организацию у себя аспирантуры. Это значит, что все абитуриенты этого университета будут знать, что здесь они могут получить только такие-то степени, а за такими-то – придется ехать туда-то. А это сразу вызовет усиление социальной депрессивности региона, откуда тогда здесь возьмутся местные квалифицированные кадры? Да и в те университеты, где есть желанные уровни образования, доедут далеко не все – Россия страна немаленькая, не по карману! В перспективе – опять социальная депрессия.

В американской традиции так привычно, что человек получает бакалаврскую, магистерскую степени и PhD в трех разных университетах. Получится ли это у нас, так сказать, с ходу? Очень сомневаюсь.

И еще одно важное обстоятельство – нагрузка преподавателей. У нас она несравненно выше, чем за границей, причем очень много аудиторных часов, как говорят, преподаватели, горловых. За границей принципиально иная структура, как там говорят contact hours, т.е. «контактных часов», времени непосредственного общения преподавателя и студента. На ранних этапах обучения оно сравнительно невелико, многое студент берет сам, в библиотеке, в Интернете.

У нас все иначе – читаются общие курсы, госстандартом закреплено, что та или иная дисциплина пройдена, только если о ней рассказано устно в аудитории. А количество этих самых аудиторных часов тоже закреплено стандартом, не может быть ниже определенной величины. На выходе имеем: квалифицированные профессора выкладываются на лекционных занятиях для всего потока, дополнительных часов общения с аспирантами (регулярных, аудиторных) не предусмотрено, на них нет сил. И даже упоминать не буду всуе о том, что у каждого профессора в благополучном университете есть свое небольшое отдельное помещение, где он может проводить занятия, консультировать аспирантов вне всякой зависимости от диспетчеров, выдающих ключи от вечно занятых аудиторий.

Впрочем, что греха таить, дело не только во внешних обстоятельствах, иные профессора и сами предпочитают работе с аспирантами чтение лекций большим потокам. Курсы лекций повторяются из года в года (за границей, кстати, – нет!), а с каждым аспирантом надо работать, попросту говоря, с иными затратами сил – не излагать известное, а думать над новым.

И эта ситуация тоже имеет исторические корни, её исток – разделение науки на «академическую» и «вузовскую». Дело сотрудников академии в первую очередь заниматься исследованиями и – в необязательном порядке – преподавать. Университетский преподаватель, потому и называется так, что научная работа для него – «вторична», главное – выполнить «учебную нагрузку». Надо ли говорить, что в большинстве развитых стран такого разделения не существует.

Наука – гуманитарная в особенности – сосредоточена именно в университетах, здесь находится карьерный центр абсолютного большинства выдающихся ученых. К титулу «independent scholar» отношение обычно недоверчивое. И барьеры между университетской наукой и академией возникли в России не сегодня и не вчера. Вот часто говорят, что первый университет у нас не в Москве основан Ломоносовым и Шуваловым в 1755 году, а был открыт в Санкт-Петербурге при Академии наук еще в 1724-м. Да, формально, это так, но студентов в оном университете было… 9 душ и просуществовал он полтора семестра. Отчего такая засада вышла блюстителям питерского приоритета в создании университетов? Да потому, что академические мужи, попробовавши преподавательского черного хлеба, решили, что не их это дело с недорослями-студентами разговоры разводить.

Поэтому давайте-ка мы наряду с грамотным теоретизированием будем думать и о практической применимости к нашей российской реальности «зарубежного опыта»…

Источник: www.polit.ru